>>> Особняк Жака де Куртене

     Первое, что Жак ощутил – это  жажду. Как будто он не притрагивался к воде целый день. Чувство это было почти несознательным, и когда охотник стал в состоянии мыслить, то сначала подумал не о своей странной жажде, а о том, что почему-то лежит в кромешной темноте, когда должен был стоять в коридоре для слуг и говорить с Филиппе. Это последнее, что осталось в памяти, если не считать странного оглушающего крика и звона в ушах. «Если он посмел что-то сделать – ему не поздоровится». Это соображение окрасили еще несколько витиеватых французских ругательств, когда Жак, попытавшийся понять, где находится, уперся руками и ногами в твердую поверхность. Как будто он оказался в каком-то ящике. Размером с человеческое тело. По форме. Как будто… Как будто его заживо погребли в гробу!
     Шевалье де Куртене никогда не отличался трусостью и по особенностям темперамента не был склонен поддаваться панике, но осознание собственного положения не способствовало его спокойствию. Им завладел инстинкт самосохранения, и, повинуясь ему, француз, что есть силы толкнул крышку гроба, надеясь вырваться из ловушки. Вот только охотник не рассчитал свои новые силы, и не прибитая гвоздями крышка взмыла в воздух и с грохотом ударилась в потолок, откуда на Жака полетела штукатурка вместе с крышкой, жаждавшей вернуться на свое место и притягиваемой ньютоновой силой. 
     Защищаясь, он выставил вперед руки, и когда крышка приземлилась на них, она оказалась легкой как гусиное перышко. Что за дьявольщина? Дальше – больше. Едва с крышкой было покончено, и Жак, севший в гробу, осмотрелся, то вдруг понял, что, не смотря на вечернее время, плотно задернутые занавески и отсутствие источников света, прекрасно видит в темноте: каждую трещинку на потолке, паутину в дальнем углу комнаты, второй гроб, стоящий рядом…
     И вот тут у охотника в голове забродили нехорошие мыслишки, в которые сознание отказывалось верить. А вместе с мыслишками внутри поднималось то клокочущее чувство ярости, давшее людям повод прозвать француза Одержимым. Он убьет этого вампира, посмевшего… Сначала убьет, а потом разберется с новыми реакциями тела. Этого мерзкого кровососа он упокоит с особым наслаждением!
     Легко выпрыгнув из гроба (Mon Dieu!* Слишком ловко и легко, будто ветром подхвачен!),  он оглядел комнату в поисках оружия. Ничего подходящего не было, кроме массивного бронзового подсвечника с тремя рожками, который охотник, недолго думая, и схватил. Жаку показалось, что крышка гроба уже пошевелилась – нельзя было терять преимущества. Одним молниеносным (нечеловечески быстрым!) движением преодолев расстояние, отделявшее его от второго гроба, Жак откинул крышку и замахнулся подсвечником, намереваясь размозжить белокурой кровопийце, лежавшей там, голову.
     Вид у нападавшего был еще тот: волосы и плечи были обсыпаны штукатуркой, лицо перекошено яростью, в глазах горел огонек безумия.
     -- Сдохни, дьявольская тварь, - прорычал охотник. Голос слишком низкий, чужой…

* Mon Dieu! (фр.) – Мой Бог!

Томный вид блондинистой кровососки никак не впечатлил охотника, и даже не из-за того, что он повидал на своем веку кучу вампиров, в красоте которым трудно было отказать, и уже привык. Нет. Перед собой шевалье де Куртене видел не женщину, не блондинку или брюнетку, не миловидное личико, перед собой он видел только монстра, безжалостного убийцу, порождение преисподней, виновника смерти своей семьи.
     То, что вампирша по каким-то причинам не защищалась и не воспринимала нависшую над ней угрозу, было охотнику на руку. Конечно, блондинка не боялась смерти от какого-то там подсвечника, тем более сделанного из бронзы, а не из серебра. Убить им ее было нельзя, но вот привести в бессознательное состояние можно. И за это время найти, чем связать покрепче, а там выволочь на улицу, и дождаться утра. Начав жариться на солнышке, эта тварь запоет уже по-другому. Этот план промелькнул в голове охотника за считанные секунды, пока его рука с подсвечником чертила в воздухе дугу.
     Тяжелый удар обрушился на голову вампирше. Раздался неприятный хруст, а Жак схватил блондинку за волосы, чтобы не вырвалась, и занес руку для следующего удара. С одного этих адовых тварей никак не вырубить.

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-18 19:15:36)

Каждый охотник-недоучка знал, что вампиров лучше убивать с первого удара и хорошо, если с расстояния. Ввязываться в рукопашную схватку – это почти заведомо проигрышный вариант. Хотя случались безвыходные ситуации, Жаку доводилось и такое. Он знал ощущения, возникающие при переломе руки или ноги. Но нынешние ощущения ничерта не походили на известные ему. 
     Очухавшись от стремительного полета через комнату, сидя на полу, шевалье де Куртене, взглянул на свою правую руку (подсвечника в ней не было, его охотник выронил, когда вампирша ломала ему запястье), по которой бегали мурашки. Рука жила своей жизнью, восстанавливаясь на глазах, словно охотник ее только отлежал - ничего больше. Хуже того, Жак не узнавал собственной руки. Ширина ладони, форма пальцев и длина были другими, не говоря о мертвенном оттенке кожи, что лишало последних иллюзий. Не было абсолютно никаких соломинок, за которые можно ухватиться. Сквозь новую волну ярости, охватившую охотника, до сознания едва доходили слова блондинистой твари, не спешившей продолжить рукоприкладство. Жена? Любовницы? Что за бред? Что за игру она затеяла?
    -- Ты заплатишь за то, что обратила меня, - злобно проговорил охотник, поднимаясь на ноги и оглядывая комнату в поисках чего-то более годного, чем подсвечник. Вдруг он что-то упустил раньше. Жак продолжал мыслить как человек, не осознавая, что в оружии как таковом он больше не нуждался: – Рыжая была твоей сообщницей?

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-18 19:29:56)

Вампирша не могла лучше подобрать слов, чтобы спровоцировать охотника (которому многого и не надо было): полное признание вины, произнесенное с насмешкой и таким цинизмом, что и святой взбесился бы. Будь шевалье де Куртене в меньшей ярости, он наверняка обратил бы внимание на такие несуразные мелочи, как наименование его бароном (когда среди охотников и вампиров его называли исключительно Графом), или упоминание о пьяном состоянии (после падения защиты Рифтена охотник не притрагивался к спиртному, если не считать бокала вина за обедом). Но все это мелочи, потонувшие в главном – в подтверждении худших опасений охотника.
     Пока тварь произносила свою речь, Жак стоял, стиснув зубы, отчего на скулах у него ходили желваки. Чувство ненависти захлестывало. Но он бы не был известным охотником, дожившим до приличных для этой профессии лет, если бы не отличался определенной изобретательностью и в такие моменты, когда у многих пропадала способность мыслить. Новый план был уже готов, и настало время для следующего раунда.
     Осколки и обломки от кофейного столика, валявшиеся у ног охотника, пришлись как нельзя кстати. Француз с молниеносной скоростью схватил несколько крупных продолговатых осколков, которые затем метнул в грудь кровососки с точностью профессионала (а Жак был мастер по метанию ножей). Осколки были для отвлекающего маневра. И следом за ними блондинистую тварь накрыла сдернутая с окна тяжелая занавеска. Порвать ее было нетрудно, но вот запутаться и тем самым потерять несколько драгоценных для схватки секунд – легко. Охотнику больше и не надо было, следом за занавеской рядом с вампиршей очутился и он, держа в руке отломанную ножку от стола. Деревянную ножку. Не кол, но тоже неплохо. Главное было не ошибиться с выбором нужного места на теле твари, барахтавшейся под занавеской. Понадеявшись на удачу, охотник с силой вонзил ножу от стола туда, где по его прикидкам было сердце блондинки (как ни парадоксально, но и у этих тварей были сердца).

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-19 09:25:17)

Охотнику пришлось недолго упиваться победой. Не успел он отойти от замершей и поверженной вампирши и на пару шагов, как оказался уже на полу, придавленный ее весом, хрипя и пытаясь отодрать стальные пальцы, сдавившие горло и грозившие переломить шею. В ушах шумело, перед глазами черные точки исполняли безумный танец. Пока еще были силы, охотник впился ногтями в ненавистные руки, душащие его, разрывая плоть, словно какой-то безумный зверь. А потом случилось это…
     Несколько капель крови с груди противницы, где все еще торчали осколки стекла, упало на лицо француза, и одна капля попала на его нижнюю губу. Чужая кровь горела на губе как огонь, он мог, казалось, проследить путь обжигающей влаги, который она проделал, скатившись к небу, окрасив край нижних зубов. Охотник слизнул попавшую в рот кровь – не сделать этого было выше его сил. А потом. Последующие события он помнил смутно. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что поменялся с вампиршей местами, и теперь сам своим весом придавил ее, и еще вцепился зубами в рану на ее правой руке, которую не так давно разодрал ногтями. Первая жажда и включившиеся инстинкты придали Жаку де Куртене огромную, нечеловеческую силу.
     Что он теперь за монстр? Эта шокирующая мысль и кровавая картина, представшая перед его глазами, так поразили охотника, что он отлетел от белокурой кровопийцы в противоположный конец комнаты и забормотал, словно безумный.
     -- Что ты наделала… Что ты наделала… Par le Ciel…* Теперь я такая же тварь, как и вы все… Убийцы. Моя месть… семья. Что за ирония. Que diable!*
     Ударив от злости кулаком по стене, Жак вдруг открыл новый источник утоления своего отчаяния, и принялся крушить мебель, оставшуюся в комнате. Первая стадия – отрицание, неприятие произошедшего еще далеко себя не исчерпала.

* Par le Ciel  (фр.) - Ради Небес.
* Que diable! (фр.) – Какого дьявола!

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-19 11:41:21)

Физически шевалье де Куртене ничуть не утомился, зато после такого буйства морально он вымотался изрядно. Француз вообще по своей природе был человеком флегматичным, и редкие вспышки одержимости всегда заканчивались для него апатией. Наверное, поэтому он так просто позволил вампирше прикоснуться к себе и, наконец, вслушался в ее речь без застилающей слух ярости. Вампиров он воспринимал только как чудовищ, которые должны рычать и реветь, и не достойны пользоваться человеческой речью. Но эта белокурая женщина говорила вполне обычно, и голос у нее был приятный и мелодичный. Хотя все же она говорила странные вещи.
     -- Что ты знаешь о моей семье? – нахмурился Жак. Многие, конечно знали о том, что у Графа в прошлом была какая-то темная история, но подробностями охотник мало с кем делился. Неужели же среди вампиров ходили толки? И если в их среде было известно больше, то только от тех, кто присутствовал в тот роковой день в отцовском доме, и кто является настоящим виновником. – Тебе известны имена убийц? Говори!

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-19 12:49:38)

Шевалье де Куртене тоже впал в недоумение. Блондинка вела себя странно, утверждала что-то совершенно несуразное и противоречащие ее предыдущим словам, но с таким серьезным видом, что это уже выходило за рамки шутки или лучше сказать – глумления. А еще она подозрительно увела разговор о семье Жака в сторону, хотя очевидно ей было что-то известно. Была ли это просто месть вампиров, решивших поквитаться с главным своим врагом таким вопиющим способом, или нечто большее? Охотник скрестил руки на груди и ответил вампирше не менее пристальным взглядом, чем она сверлила его.
     Один раз ему доводилось ловить вампира-гостя, которого он, сковав серебряными цепями покрепче, хотел допросить, но тот оказался довольно стоек, и никакие сведения у него вытащить не удалось. Теперь же, когда никто из присутствующих в комнате не пытался убить другого, появился шанс. Что за ирония, стать вампиром, чтобы, наконец, получить возможность по-настоящему отомстить. 
     -- Вы, видимо, совсем залгались, мадам, - после непродолжительно молчания проговорил шевалье де Куртене, вместе с самообладанием потихоньку возвращаясь к привычной манере вести беседы. Очаровательно, светская беседа с вампиром. – Недавно Вы сами подтвердили, что подослали ко мне в дом рыжую ведьму. И Филиппе – этот fou* – оказался так неосторожен, что впустил ее без моего ведома.
     На лице, принадлежащем Льюису Вермонду, появилось привычное для Жака надменное выражение.
     -- Смею надеяться, Вы не станете больше отпираться, утверждая, что это нападение не спровоцировано местью вампиров охотнику. История, будто мы знакомы, не выдерживает критики, поскольку я не имею привычки оставлять в живых вампиров, с которыми когда-либо пересекался.

* Fou (фр.) – дурень.

-- Кто здесь ломает комедию, так это Вы! – быстро подойдя к окну, Жак схватил блондинку за руку и развернул к себе. Глаза недаром называют зеркалом души. Впрочем, в наличие души у этой твари охотник сомневался, что все же не исключало возможности прочитать на лице вампирши лживое выражение. Как ни странно, она казалась искренне удивленной и сбитой с толку не меньше, чем сам охотник.
     -- Клянусь честью французского дворянина, честью Дома де Куртене, что не знаю, кто Вы, я вижу Вас впервые, и не знаю того спутника, с которым Вы меня спутали. После этого можете ли Вы утверждать, что не знаете, как я оказался в этом месте, хотя должен был находиться в Рифтене?
     Что за фантасмагория? Он клялся честью перед вампиром! Очевидно, что она виновата, кто еще мог обратить его, ведь вокруг больше никого не было. Неужели он купился на ее кукольное лицо: пусть она хоть сколько строит из себя невинность, это не изменит ее дьявольской сути.
Хватка на руке Амет стала крепче.
     -- Ладно, так за кого Вы меня принимаете? Кто я, по-вашему? Ответьте прямо. Я не шучу, не устраиваю спектакль. От ответа может зависеть Ваша жизнь.

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-19 15:05:49)

Вот так проснешься как-нибудь с тяжелой головой. А ты в гробу и окольцован. Со смесью удивления, неверия и надежды рассматривал шевалье де Куртене украшение на своем пальце. Соломинка спасения, на которую он прежде не смел уповать, все же существовала. Значительные физические изменения еще можно было списать на обращение, но супружескую связь это точно не объясняло, как и пятисотлетнюю любовь. Был один вариант, и он уже не казался таким безумным, если вспомнить, что в деле замешана ведьма (могущество колдунов трудно переоценить). Оглядев себя с разных сторон, охотник ощутил новый прилив надежды: если догадки подтвердятся, то положение будет уже не столь безвыходным.
     -- Зеркало. Есть в этой дыре зеркало, - пробормотал француз,  оглядываясь в поисках необходимого предмета. В комнате был тот еще кавардак, и, кажется, не осталось ни одной целой вещи. Осколок стекла, который Жак подобрал, не особо помог в разглядывании собственной физиономии. Бросив его на пол, Жак шагнул к двери, решив попытать счастье в других комнатах замка.
     -- Я скоро вернусь. Не пытайтесь сбежать. Я все равно выслежу Вас, если потребуется, - напутствовав так свою новообретенную женушку, Жак вышел в коридор.

>>> Коридоры замка

Коридоры замка >>>

     Мог остановить, например, ироничный возглас «муженька», стоявшего на пороге комнаты.
     -- Куда это Вы собрались, моя дорогая? – губы охотника кривились в полуулыбке, но в серых глазах не было теплоты, хотя Жак и желал бы обратного. Предстоящий спектакль требовал всех его актерских способностей, которых у него не было. Сама мысль о притворстве коробила французского дворянина, привыкшего открыто и четко выражать  свои симпатии и антипатии. Сословное положение давало на это право, а шпага его подтверждала. Но ради намеченной цели шевалье де Куртене решил таки наступить на горло некоторым своим принципам. - Неужели Вам не интересно, к чему была разыграна комедия? Не портите хорошо отыгранную роль внезапным исчезновением. Тогда вы не получите заслуженные овации и подарок. Большой подарок за Ваше ангельское долготерпение.
     Улыбка шевалье стала чуть шире, в разговоре он перешел на итальянский, поскольку припомнил, что сначала блондинка обращалась к «мужу» именно на этом языке. В несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, охотник встал у окна и любезно протянул даме руку, дабы помочь спуститься с подоконника.
     -- Где Вы раздобыли этот наряд? Мне тоже не мешает переодеться, если я не хочу, чтобы одна половина Рифтена от меня шарахалась, а другая – пыталась убить.

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-20 12:11:53)

У мужчины снова заходили желваки, и его едва не накрыл новый приступ ярости, когда блондинка с такой легкомысленностью заговорила об ужине, будто они рассуждали о жареной индейке с овощами, а не о человеческих жизнях. О заплаканных вдовах, об осиротевших детях. «Эта мерзкая тварь!» Хорошо, что вампирша не смотрела на своего «благоверного», иначе беспричинная ненависть снова вызвала бы ее недоумение и подозрения.
     -- Нет, ты не будешь их есть! – рявкнул охотник, и тут же закусил губу. Спектакль, не успев начаться, уже трещал по швам. Попытавшись совладать с выражением лица и с предательским голосом, Жак посмотрел в окно и сделал глубокий вдох. С улицы шел хорошо уловимый аромат, сладкий, пьянящий, от которого пересыхало во рту, а подспудно ощущавшаяся жажда становилась сильнее. Словно загипнотизированный, охотник уставился в окно, забыв о своем недавнем возгласе, и шагнул вперед навстречу тому, что источало манящий запах. Хруст обломков под ногами вывел вампира из оцепенения.
     -- Мы не будем сейчас пить ничью кровь… Мы не будем портить аппетит. Я хочу, чтобы ты была голодна, когда мы попадем в Рифтен. Голодна и яростна, моя дорогая. Так веселье, которое нам предстоит, станет более незабываемым. Поспешим же.
     Подхватив блондинку под руку, Жак повел ее прочь из комнаты, надеясь, что на пути от замка до Рифтена не возникнет никаких препятствий. Пока доверчивость белокурой вампирши играла охотнику на руку. Догадайся она, что перед ней чужой человек, как бы она себя повела: сбежала, устроила истерику, напала? Уж, конечно, она не обрадовалась бы, узнав, что тот, кого она принимает за своего мужа, отвел ей в предстоящей сложной партии роль… заложницы.

>>> Чаща леса

Отредактировано Жак де Куртене (2012-08-20 20:31:43)